Я-ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Генезис
Хотя какая-то доля моего софт-вэра находила отображение в каждом из моих опубликованных и неопубликованных сочинений, основная часть его до поры до времени оставалась не воплощенной в главное, о котором я впервые задумался лет, примерно, в тридцать.
Первоначально оно представлялось мне романом в стихах. Затем – просто романом, в его классическом варианте. Я даже придумал для него название: “Наша большая квартира”, – подразумевая под ним не только квартиру № 18 в доме № 3 по Мясницкому (Кировскому) проезду города Москвы, в которой прошли мои детские и отроческие годы, но и весь Земной Шар. И принялся собирать разнообразные подготовительные материалы: вырезки из газет, цитаты из журналов и книг, дневниковые записи, письма, конспективные наброски глав. Некоторые из этих материалов впоследствии мне пригодились – см., например, АУРЕЛ И ГИЕНА, ДОМ, ЮРКА МАШКЕВИЧ.
Но мне никогда не было уютно творчески существовать в такой жесткой конструкции, как роман. Будучи человеком джазовой эпохи, я предпочитал нечто менее связывающее, нечто более дисперсное и, главное, более свободное. И с некоторых пор мое главное детище стало видеться мне в образе книги рассказов, эссе и стихотворений под названием “Плинфы для Собора”. Плинфами на Руси в средние века называли плоские кирпичи, из которых строили храмы. Однако я совершенно не представлял себе, откуда в моей жизни может взяться нужный для такого предприятия объем свободного времени и, главное, свободных мозгов, если я буду продолжать свою работу в “Химии и жизни”, на которую уходили все мои потенции. Расставаться же со своим родным журналом в реально обозримом будущем я не собирался.
***
Ни моя жена Ира, ни я сам, никогда не помышляли о переезде в какую-либо другую страну. Не только потому, что были воспитаны в патриотических традициях, но и по той простейшей причине, что все наши душевные привязанности были связаны с отчизной.
Но нежданно-негаданно ветер истории разрушил Советский Союз и разметал немногочисленную Ирину семью по трем частям света. Ее единственный, горячо любимый внук (см. ОЛЕГ И ЛЕНА) уехал в Израиль. Ее единственная дочь с мужем (см. ЖАННА И ВАЛЕРИЙ) уехали в Канаду.
В Москве стало опасно выходить из дому. Преступность вышла из берегов. На улицах то и дело возникали бандитские разборки. Рядом с нашим парадным был застрелен милиционер. На телевизионном экране мелькали кадры сражений в Абхазии, Нагорном Карабахе, уличных боев в Баку, Тбилиси, Вильнюсе, восстания в Москве, закончившегося пушечной пальбой по Парламенту. Во время последнего из этих трагических событий погиб двадцатисемилетний сын Марины Бороздиной – ближайшей подруги моей старшей дочери Гали, спелеолог, пытавшийся через подземные ходы вывести людей из-под огня.
Между тем, Жанна и Валерий, обосновавшись за океаном, в тихом и безопасном Торонто, стали присылать нам одно за другим приглашения и все более настойчиво уговаривать нас присоединиться к ним. В конце концов мы так и поступили. В результате, впервые в жизни у меня появилась возможность попытаться реализовать свою давнюю мечту.
***
К тому времени она приняла новый облик. Дело в том, что вариант “Плинфы для Собора” не мог удовлетворить меня полностью. Правда, он позволял мне не выходить за пределы наиболее любезных моему сердцу кратких форм. Но при этом терялась целостность общего замысла – вместо мозаичной картины возникла бы бесформенная груда разноцветных стеклышек. Между тем, моей изначальной целью было литературное отображение целостного мира, как он видится и понимается мною, человеком определенного времени, определенной судьбы.
К моменту переезда в Торонто у меня этих самых стеклышек – “плинф” накопилось примерно два десятка. И вот однажды, уже в Канаде, состыковывая их то так, то этак – в попытках нащупать какие-то сюжетные линии, я, потеряв всякое терпение, расположил эти опусы просто по алфавиту, сообразно тематическим заголовкам. И тут же, в считанные минуты, осознал – да ведь это как раз то, что нужно! Моя собственная энциклопедия. Моя энциклопедиевидная ипостась. Я – в виде энциклопедии. Я-энциклопедия!
***
Остальное было делом техники, на которую, как я и предполагал, ушли годы. Правда, годов этих ушло больше, чем я предполагал, исходя из обычной для меня суточной производительности труда – сто машинописных строк. Не два года, а пять с половиной. Первоначально я не учел, что мой хард-вэр с годами изнашивается, и не ввел соответствующий поправочный коэффициент.